РАБОТА НАД ОШИБКАМИ

Опыт защиты гласности в перспективе исторического развития

Неоднократно слышал от московских коллег-журналистов, что де правозащитные структуры, работающие со СМИ, никому не нужны. Мол, непонятно, для чего вообще существуют такие организации: газетчики - ребята зубастые, денежные, постоять за себя умеют, а ежели власть законом припрет, так на то почти в каждой редакции юристы имеются. Зачем же еще какие-то правозащитники?


Наивной браваде столичных коллег я противопоставляю личный опыт. Увы, он, как и предупреждал классик, “сын ошибок трудных”, поэтому храни вас господь от такого потомства.


Четыре года назад я получил уголовный срок по “профессиональной” журналистской статье за клевету: опубликовал материал о крупном милицейском деятеле, на досуге развлекавшимся изнасилованиями в извращенной форме с использованием табельного оружия. Деятеля судили, но оправдали. Правда, через некоторое время свои девять лет особого режима любвеобильный полковник получил сполна: безнаказанность, как известно, способствует совершению аналогичных преступлений. Но это запоздалое торжество справедливости меня уже не спасло: накануне суд признал, что я – клеветник и осудил к двум годам лишения свободы. От тюрьмы пришлось спасаться бегством.


Забыл сказать, а это важно: дело было на Украине. Полгода тянулось следствие, еще четыре месяца – судебный процесс. Всё это время я пытался выйти на контакт с местными правозащитниками. Никогда бы не подумал, что мне, еще недавно вполне благополучному редактору отдела еженедельной газеты с тиражом 150 тысяч, понадобится помощь, так сказать, из вне: и зарабатывал я прилично, и юристов в газете работало аж четверо. Чувствовал себя сильным, умным и хорошо защищенным. Увы, я скоро убедился в собственной самонадеянности. Сначала закрылась газета. Затем застрелили моего адвоката, и желающих защищать меня в суде больше не находилось. Чуть позже во цвете лет скоропостижно скончался судья, заявивший накануне о намерении отправить дело на доследование. Кстати, за шесть месяцев в деле сменилось четыре следователя. В общем, мне срочно потребовались помощь и поддержка.


Руководитель местного отделения Союза журналистов Украины мне по-человечески посочувствовал, но помогать наотрез отказался. Еще несколько организаций (назвать которые я могу, но не хочу), куда я обращался и которые могли бы мне помочь, отказали мне в поддержке на том малопонятном основании, что я работал в русскоязычной газете. Вот если бы я на украинском языке писал – тогда б, мол, с дорогой душой.


Так мне и не помог никто.


Ну да ладно. Получил я свой срок с отсрочкой исполнения приговора и уехал от греха подальше в Москву. Работал в разных газетах и попутно пытался найти кого-нибудь, кто бы мог мне помочь или хоть присоветовать чего: приговор-то не отменили, да еще и объявили меня в республиканский розыск. В редакциях, где для меня нашлась работа – в “Веке” и “Курантах” - мою историю знали: я же устраивался туда фактически без документов, благодаря, так сказать, личному поручительству генерального директора российского ПЭН-центра и моего земляка Александра Ткаченко. Приходилось в подробностях рассказывать, что и почему со мной случилось. Интересно, что к тому, что со мной произошло коллеги относились, как к чему-то нереальному. Не из этой жизни. Ведь страсти о том, что за несколько строчек правды в газете можно заплатить уголовным преследованием и годами скитаний остались где-то далеко, в рассказах об эмиграции советских времен. Помню, как главный редактор почившей газеты “Куранты” Анатолий Панков, принимая меня на работу, сказал: “Да, история у тебя нетипичная”… Но жизнь в бегах не могла продолжаться бесконечно, и я вынужден был искать организацию, которая помогла бы мне обрести некий завершенный гражданский облик: вернуть отобранные следователем прокуратуры документы, прекратить судебное преследование и восстановить справедливость. Искал я медленно и долго, целых три года, пока случайно не набрел на Фонд защиты гласности.


И жизнь моя вновь обрела смысл. И мгновенно нашлись юристы, которые составили жалобу в украинскую Генпрокуратуру, и партнеры на Украине, предоставившие адвоката. И деньги, чтобы помочь моей больной матери. В глазах сотрудников Фонда я видел не только сострадание, но и понимание. Меня не просто услышали: меня поняли и мне помогли.


А потом так вышло, что я остался работать в Фонде. Оказалось, что в организации, по определению занимающейся проблемами СМИ и журналистики в целом, не работает ни одного профессионального журналиста. По сути, отсутствовала обратная связь с журналистами в регионах: в Фонд стекалась информация со всей России, но что с ней делать было не вполне понятно. Ее заносили в мониторинг, о наиболее вопиющих нарушениях прав информировали зарубежных партнеров, помогали, как могли, попавшим в беду журналистам, в частности, “крестникам Фонда” Андрею Бабицкому и Григорию Пасько. Но о том, чтобы наладить двусторонний канал связи с российской глубинкой, установить информационный взаимообмен между Центром и регионами, речи не шло. А необходимость была. И мы стали выпускать информационный дайджест, в котором, по сути, стали “знакомить регионы друг с другом”. Рассказывали о проблемах независимой прессы. Выбирали характерные нарушения и давали им юридическую оценку. Высказывались в поддержку того или иного преследуемого властями издания, просили региональных журналистов поддержать своих коллег. И нередко мы находили понимание.


Установить обратную связь с регионами для нас было чрезвычайно важным делом. Во-первых, у изданий, работающих в глубинке, появилась возможность быть услышанными. Местным властям стало сложнее оказывать давление на эти СМИ, ведь о каждом таком факте непременно узнавали многие, и в России, и за рубежом. А указать на проблему, обозначить ее – это значит, наполовину ее решить. Во-вторых, у фонда появилась возможность оказывая помощь пострадавшим СМИ действовать более осознано, менее хаотично. И даже в некоторой степени анализировать изменения информационного пространства в регионах.


Именно поэтому следующим нашим шагом стала первичная обработка получаемой нами информации, так сказать, primal analysis. Это еще не аналитика, но уже не статистика. Но именно такая наскоро обработанная информация сегодня – самая ценная. На ее основе можно прогнозировать общую ситуацию в СМИ, выбирать наиболее неблагополучные регионы. Первичная аналитика, которую мы стали выпускать ежемесячно, помогла определить нам наиболее опасные тенденции сегодняшнего дня: создание полномочными представителями президента в федеральных округах гигантских медиа-холдингов, которые могут узурпировать не только информационное пространство, но и рекламу; не имеющую законной силы, но широко используемую в практике давления на СМИ доктрину информационной безопасности; активизацию прокурорского давления, и т.п. Первичная аналитика заинтересовала не только коллег-журналистов в России и за рубежом, но и государственные институты. Кафедра информационной политики Российской академии государственной службы при Президенте РФ с легкой руки профессора Виктора Андреевича Дмитриева активно пользуется нашей аналитикой, интересуется первичным анализом и пресс-служба Президента РФ.


Основная задача службы информационных проектов Фонда не в том, чтобы бороться с прочими мелкими недугами нашей прессы, а в профилактике профессиональных журналистских заболеваний. Как свидетельствуют опытные эскулапы, предупредить болезнь легче, чем вылечить.


Итак, невольно сравнивая Фонд с некоей многопрофильной клиникой, соответственно определим и основные направления его деятельности: терапия – образовательная программа, хирургия – юридическая служба, общая диагностика – служба информационно-аналитических проектов. Имеется и регистратура – служба мониторинга, а рецепт вам выпишут в службе издательских программ.


В разное время деятельности Фонда приоритетными признавались разные программы. Когда показалось, что демократическое развитие России – это навсегда, стали развивать образовательную программу: учить журналистов азам юридической грамоты, проводить семинары, круглые столы и т.п. Со временем мы убеждались, что терапия не всегда эффективна, и зависит это, образно говоря, не от больного. И тогда мы заострили внимание на юридической службе. Хирурги-юристы не только вырезали у СМИ воспаленные аппендиксы в виде исков о защите чести и достоинства, но и находили злокачественные опухоли законодательных несоответствий и недоработок. Некоторые особо опасные метастазы – например, доктрину информационной безопасности, вырезаем и по сей день…


А сегодня мы стали свидетелями того, что в изменившемся российском политическом климате оперировать скоро будет некого: видать, на высшем государственном уровне решили, что больных у нас быть не должно. Газетам и прочим СМИ предложили определиться: или выздоравливайте, или будем лечить принудительно, но не в частной клинике, типа ФЗГ, а в государственном “желтом доме”. Шутки в сторону: независимые аналитики прогнозируют, что к концу 2001 года доля негосударственных СМИ в России будут составлять 12-17 процентов от общего числа. А если приоритеты власти не изменятся (мы ведь с вами реалисты, и понимаем, что медведя можно научить танцевать в цирке, но не в балете), то еще через год государство будет контролировать уже 93 процента СМИ. Значит, пришло время подумать о диагностике заболевания, прописать его характерные симптомы, осознать степень опасности для окружающих. И, в конце концов, созвать консилиум и договориться, как же все-таки больного вылечить. А если нужных лекарств не найдется – изобрести эти лекарства.


Так что, на мой взгляд, приоритет ближайшего времени – развитие службы информационно-аналитических проектов.


Возможно, многие коллеги со мной не согласятся. Ведь так непросто признаться в том, что итоги десятилетия защиты гласности на поверку оказываются совсем не теми, на которые мы могли расчитывать. Трудно признаваться в собственных просчетах, но признать их - вовсе не значит расписаться в собственном бессилии. Нужно продолжать работать, постигая причины возникновения этих ошибок, а, постигнув, попытаться их исправить.


Да, в России пока еще существуют негосударственные издания, позволяющие себе оппонировать официозу, есть сравнительно неплохой закон о СМИ. Но нет гражданского общества, а следовательно и уверенности в стабильности того же законодательства: государство в любой момент может волевым решением покончить и с оппонентами, и с гласностью вообще. Возразить будет некому. Формирование гражданского общества – одна из основных задач СМИ в странах с развивающейся демократией. Увы, журналисты в целом пренебрегли решением этой задачи, и теперь вынуждены противостоять государственному прессингу в одиночку. Народ, так и не ставший гражданским обществом, безмолвствует. А свидетельства нарастающего давления государства на СМИ не заставляют себя ждать Это и доктрина информационной безопасности, незаконная по сути, но уже принятая на вооружение представителями власти в качестве руководства к действию, и многочисленные попытки изменить закон о СМИ, предпринимаемые министерством печати, и “крючки”, создаваемые законодателями в, на первый взгляд, абсолютно не имеющих отношения к СМИ законопроектах (вспомним хотя бы один из них, запрещающих пропаганду наркотиков, а заодно и всяческое упоминание о них в прессе – такая вот попытка установления скрытой цензура). Оказывать противодействие напору власти необходимо, но на этом не нельзя зацикливаться. Война – отнюдь не способ решения проблемы. Нужно задумываться о том, что делать дальше, искать конструктивные решения. По возможности, бескровные.


У гласности, как известно, было прошлое, есть настоящее и, уж наверняка, имеется будущее. Прошлое – это Пушкин и Александр Второй, говорившие о пользе гласности еще в прошлом веке; это Горбачев, осуществивший преемственность понятий и донесший эту самую гласность до нас. Настоящее – это, увы, кризис. Попытка возврата к ценностям эпохи позднего палеолита. Но это и выросшее поколение “детей гласности”. Они привыкли дышать воздухом свободы, стягивающая резина противогаза чужда им по определению. Но готовы ли они бороться за право дышать этим воздухом в своей стране?


А будущее… Чтобы оно настало, не застав нас врасплох (как это случилось в 1985-м), нужно по крупицам собрать информацию не только о наших победах и достижениях, но и об ошибках и промахах, тщательнейшим образом осмыслить все происшедшее, и донести знание до тех, кто пойдет за нами. Может быть, наш опыт в какой-то мере оградит их от неизбежных ошибок.

Руслан Горевой,
координатор информационных проектов
Фонда защиты гласности.

← Все новости